Оконные стёкла толстые, надёжные. На балконном козырьке, нахохлив блестящий загривок, поздняя ворона надрывно выкрикивает претензии миру. Отсюда не слышно ни её, ни катящихся вдоль подъезда легковушек. Окна выходят на проезжую часть, и время от времени весь дом тихонько вздрагивает от проходящего мимо трамвая. Но к этому быстро привыкаешь.
Стены же, напротив, тонкие, словно пергамент. И за одной из них ворочается сиплый старик и вздыхает, и бормочет, и кашляет. Совсем чужой, незнакомый старик. Его комната - в соседнем подъезде, хотя квартиры разделяет только эта тонкая (страшно даже прислониться) перегородка с «весёленькими» обоями.
- Ба, можно я сегодня посплю с тобой? – спрашиваю тихо, прислонившись к дверному косяку.
- Не выдумывай, ты уже большая! – бабушка обнимает, целует в макушку и ведёт в комнату. – Спи, давай, чучелко моё!
- Ба, а тут толстые стены?
Бабушка смеётся.
- А ты решила спрятать в них клад?
- Ну ба!..
- Да обычные стены, как во всех новостройках. Спи.
Полоска света под дверью делается тоньше, ещё тоньше, и гаснет совсем.
Старик в соседней квартире скрипит продавленной кроватью и шарит рукой вдоль стены, и кажется, что вот-вот протрёт, разорвёт эту хлипкую преграду. И поэтому лучше отодвинуться на самый краешек кровати, отделить себя одеялом, баррикадой из книг и плюшевой собаки, а ещё каким-то выдуманным заклинанием на тарабарском языке.

Мы живём в этой квартире временно. Мы, вообще, приехали из другого города. Тут у бабушки двоюродная тётя (мне не очень понятно кто она мне - двоюродная прабабушка?). Она попала в больницу и, получается, что кроме нас у неё никого нет.
Уже две недели бабушка готовит супчики и отжимает через марлю морковный сок. А я листаю книги, которых тут целые огромные шкафы, или болтаюсь по пустому двору. Пропащий август…
Мне всё время хочется домой. Но по всему выходит, что дом теперь здесь. На какое-то время.
Старик за стеной умирает уже почти неделю. Бабушка перезнакомилась тут со всеми соседями, и уже всё про всех знает. Про старика говорят уважительно и печально качают головами, мол, вот ведь как бывает. Вчера опять приезжала неотложка.

…Каждый вечер прислушиваться к звукам по соседству, холодеть спиной и представлять себе всякое. И думать – скорей бы он умер. И пугаться своих мыслей, и стыдиться, но думать всё равно. И от тревожного напряжения и неудобной позы мучительно долго вплывать в сон. А там уже нестись на красно-белом велосипеде по узким брусчатым улицам, щурясь от солнца, мастерски вписываясь в повороты, с удивлением и восторгом узнавая совершенно незнакомые места. И на всём ходу влететь в новое утро, скатившись с кровати вместе с одеялом, прямо в нём, на ворсистый коврик, в тот самый момент, когда бабушка открывает дверь, чтобы разбудить к завтраку.
И даже не представлять себе, что вот этот самый момент можно будет вспоминать потом и через десять лет, и через двадцать… Бабушкин силуэт в дверном проёме, балконный козырёк чужой квартиры, запах ванильных оладий из кухни и свой двенадцатый август… пропащий, неповторимый, и от этого прекрасный.
(с)

Люблю такие рассказы. Настроения.
Очень легко подхватывается это ощущение - как будто это с тобой было. Ну хотя бы и не было, но могло...
Мне за это очень нравится "Школа для дураков". Описание станции, дачных будней. Целиком я ее дочитать не могу - завязаю где-то на половине книги всегда. Но начало... окунаюсь в лето, солнце, шум электричек. И правда - как будто со мной
И у Бунина, в его Темных Аллеях тоже 2 таких рассказа. Главное там - про несчастную любовь, конечно, но для меня главное - настроение.